Македонското прашање - поглед на руските конзули

«МАКЕДОНСКАЯ СМУТА»: ВЗГЛЯД РУССКИХ КОНСУЛОВ

В начале XX века Македония – обширная историко-географическая область Балканского полуострова – стала первой «горячей точкой» на юго-востоке Европы. «Македонская смута», так называли в то время события в крае в 1902–1908 гг., имела очень сложную природу, она вобрала в себя практически все факторы, определявшие тогдашнюю ситуацию в регионе. Порожденная, в первую очередь, глубоким кризисом Османской империи она началась с мощных антитурецких выступлений македонского населения, имевших целью устранить социально-экономическое и политическое неравенство. Однако истоки смуты коренились не только в общих проблемах империи, но и в особенностях исторического, этнокультурного и этноконфессионального развития региона. Важной составляющей событий в Македонии тех лет была резкая активизация этнополитических процессов, связанная с завершением формирования македонской нации и национально-государственного строительства на Балканах. «Македонская смута», содержавшая в себе все признаки этнонациональной конфронтации с ярко выраженными религиозными чертами, открыла на Балканах эпоху этнической нетерпимости, экстремизма и насилия и стала «началом варварской главы европейской истории» [1].

Возвращаясь к истории этого масштабного и длительного кризиса на Балканах, автор данной статьи стремится выделить из всего многообразия факторов, составлявших его суть, те, которые ранее не находились в центре внимания исследователей. В первую очередь, речь идет о рассмотрении этнических аспектов «македонской смуты», что позволяет лучше понять крайне сложный процесс развития самосознания македонского народа, выявить драматические обстоятельства формирования македонского этноса.

Излишне говорить, что проблема становления и развития македонской нации была и продолжает оставаться предметом острой дискуссии. Подробный разбор различных взглядов по этому вопросу, существующих в национальных историографиях балканских стран и в отечественной науке, не входит в задачу данной статьи. Следует лишь отметить, что в историографии македонского вопроса нашли отражение две прямо противоположные тенденции: одни исследователи утверждали изначальную особость македонского народа, другие были склонны считать македонцев частью болгарской либо сербской нации или, в лучшем случае, признать начало формирования македонской нации только после окончания Второй мировой войны.

Надо сказать, что большинство отечественных историков не придерживалось такого рода крайних концепций, а пыталось рассматривать вопрос о формировании македонской нации с позиций историзма. Впервые сравнительно полно история Македонии была изложена в двухтомной «Истории Югославии», вышедшей в свет в 1963 г. К началу 70-х годов историками и культурологами нашей страны была разработана собственная концепция истории складывания и развития македонского народа, изложенная в 15-м томе Большой советской энциклопедии. Однако в советское время изучение македонского вопроса было крайне затруднено по причинам политического и идеологического характера. Лишь с падением прежних запретов, наложенных советской партократией, в России стали появляться первые публикации по македонской тематике, в которых содержится попытка более глубокого исследования процесса образования и развития македонской нации [2].

В основу данной статьи положены донесения русских консулов из главных городов Македонии – Монастыря (Битоли), Ускюба (Скопье) и Солуни (Салоники). В их обстоятельных отчетах, статистических выкладках и аналитических записках представлена вся хроника местной жизни, подмечены важнейшие особенности тогдашней македонской действительности. Оказавшись в период смуты в самой гуще событий, российские консулы А. Ростковский, А. Петряев, В. Каль, А. Орлов стали свидетелями беспрецедентной по масштабам и жестокости этноконфессиональной борьбы в Македонии. На их глазах происходили метаморфозы с национальным самоопределением православного населения, относившегося к разным автокефальным церквам, усиливалась степень «этнизации» славян Македонии. Констатируя колебания «этнического настроя» среди населения края, российские консулы первыми уловили ростки собственного, македонского самосознания и определили факторы, способствовавшие утверждению этого процесса. Свидетельства русских консулов, подолгу служивших в Македонии и прекрасно знавших язык, жизнь местного населения, являются ценнейшим источником, способствующим приближению к достоверному изучению истории македонского народа.

Наиболее общим местом в донесениях консулов было упоминание об этнической и конфессиональной неоднородности населения тех трех вилайетов Европейской Турции, которые обычно обозначались общим названием Македония: Монастырского, Ускюбского (Косовского) и Солунского. Они указывали, что из 2,5 млн населения большую часть составляют славяне, помимо которых здесь издавна живут греки, турки, албанцы, влахи (румыны). При этом справедливо отмечалось, что неоднократные завоевания, включение этой области в границы различных средневековых государственных образований накладывали свой отпечаток на состав ее населения, его быт, язык, политические традиции и культуру. А. Петряев в своем историческом обзоре «Движение и развитие племенного состава в Македонии» писал: «Тип македонца в своем первоначальном и чистом виде до нас не дошел, в течение нескольких веков он подвергался разным изменениям под сильным чужеземным влиянием: с запада – романским, с юга – греко-византийским, с востока и севера – славянским. Римляне, греки, а за ними болгары и сербы, появляясь на Балканском полуострове и господствуя на нем попеременно, смешивались с подчиненным населением и оставляли в нем следы своей государственности и культуры, а также и этнических особенностей» [3].

Османское завоевание, сопровождавшееся значительной исламизацией населения Балканского полуострова и созданием системы миллетов (конфессиональных общин), вызвало существенные демографические сдвиги. Народы империи были четко разделены по их вероисповеданию и положению в обществе: все мусульмане заняли привилегированное положение, а все иноверцы (христиане разного толка и иудеи) оказались подданными, лишенными всяких прав. Административно-территориальное устройство европейской части империи и миллеты, на которые подразделялось все немусульманское население, способствовали перемешиванию народов, религий и языков.

По системе миллетов, подменявшей национальное сознание религиозным, все православные Османской империи рассматривались как одна «греческая община». Все они подчинялись Константинопольской патриархии, которая была греческой по этнической принадлежности иерархов. Вначале Вселенская церковь, сдерживая ассимиляционный натиск ислама и поддерживая традиции веры и народности, способствовала консервации этнокультурного облика разноплеменного местного населения. Но затем греко-православный клир стал энергично проводить политику эллинизации подвластных ему христиан, открывая свои церкви и школы. Греческий язык стал языком общения балканских христиан. В итоге «огреченой» оказалась значительная часть городских жителей Македонии, т. е. наметилось превращение греко-православного миллета в религиозно-национальную общину.

По мере пробуждения национального самосознания христианских народов Балканского полуострова движение за собственную церковь с местным языком богослужения стало одной из основных форм национально-освободительной борьбы в XIX в. Константинопольские патриархи осуждали национализацию церковного устройства, выступали против образования новых церковно-административных центров православия, сокращавших сферу их влияния. Особенно болезненно патриархия отреагировала на появление в 1870 г. Болгарской экзархии: болгары были объявлены схизматиками и отлучены от Вселенской церкви. Начавшаяся распря в православном мире скрывала под церковным знаменем борьбу национальных и политических интересов греков и болгар.

Экзархату, получившему возможность свободно открывать церкви и школы, удалось за короткий срок привлечь к себе десятки тысяч славян Македонии тем, что богослужение и образование им давалось на близком и понятном языке. Христиан, перешедших под юрисдикцию болгарской церкви, стали называть «болгароманами», в отличие от патриархистов, именуемых «грекоманами», и таким образом принадлежность к экзархии или патриархии стала своеобразным индикатором этничности в Македонии. Православное население Македонии разделилось на две большие группы, державшиеся за свои церкви как символы обособленной народности. При этом, как отмечал В. Каль, «народные массы, хотя и делят себя на патриархистов и экзархистов, в сущности не чувствуют вражды друг к другу, сознавая свое племенное родство и общность интересов» [4]. И те и другие говорили на местном македонском (славянском) наречии, только патриархисты при письме пользовались греческим алфавитом.

Вопрос о национальной идентификации славян Македонии приобрел особую остроту в период Великого Восточного кризиса. Национально-освободительные восстания и войны 1875 – 1878 гг. интенсифицировали процессы национального самоопределения и поставили перед балканскими народами историческую задачу объединения своих этнических территорий в единые государства. Это было время национально-государ¬ственного самоутверждения Сербии, Черногории, Румынии, Болгарии и выдвижения в качестве важной международной проблемы македонского вопроса. Как известно, македонские территории согласно Сан-Стефанскому договору 1878 г. были включены в состав вновь образованного болгарского княжества, но спустя три месяца решением Берлинского конгресса они были оставлены Османской империи с обязательством проведения реформ их управления и уравнения в правах христиан с мусульманами. Решение великих держав и разгул турецких репрессий подняли население Македонии на массовую вооруженную борьбу, в ходе которой повстанцами было впервые выдвинуто требование автономии края [5].

Крупные международные события второй половины 70-х гг. XIX в., затронувшие судьбу македонских земель и их населения, существенно повлияли на их дальнейшее развитие. Согласно утвердившейся в отечественной историографии точке зрения национально-освободительное и культурно-просветительское движение в Македонии на протяжении большей части XIX в., во всяком случае, до освобождения Болгарии в 1878 г., шло в общем русле болгарского национального возрождения, т. е. в школьном деле, церковной борьбе и даже в языковой области все развитие Македонии представляло часть общеболгарского развития и было направлено против греческого духовного засилья. Такой же характер носило и участие населения Македонии в вооруженной борьбе против османского гнета. Основная масса населения македонских земель в национальном отношении полностью в ту пору еще не сложилась, но развивалась в сторону становления болгарского национального самосознания. В указанный период жители Македонии называли себя «болгарами», «македонскими болгарами», лишь в единичных документах 70-х гг. XIX в. встречается наименование «македонцы», да и то вперемешку с вышеуказанными названиями.

Следует подчеркнуть, что отечественные исследователи, рассматривая развитие Македонии в ходе общеболгарского процесса, отмечали существенные региональные особенности края. В первую очередь указывалось на серьезное социально-экономическое отставание македонских земель по сравнению с расположенными к востоку от них болгарскими территориями, на замедленность процесса национального возрождения. Подчеркивалось, что национально-просветительское движение, развернувшееся в Болгарии в первой трети XIX в., в македонских землях началось позднее и развивалось медленнее, чем на болгарских территориях. Подъем массовой борьбы, охватившей Болгарию в 60-е – первой половине 70-х гг.XIX в., ставший высшей точкой всего процесса национального возрождения, почти не затронул Македонию. Таким образом, македонские земли оказались как бы в стороне от центра болгарского национального подъема, центра консолидации образующейся болгарской нации.

Отечественные исследователи отмечали, что еще до освобождения Болгарии у части македонской торгово-ремесленной буржуазии и интеллигенции появился обостренный интерес к элементам местной народной культуры (языку, фольклору, прошлому), происходило пробуждение патриотических чувств, обнаруживалось стремление сохранить свою областную специфику. Уже в 60-х гг. XIX в. некоторые из просветителей Македонии стали создавать учебные пособия на основе местных говоров, а позже у некоторых деятелей, которых стали называть «македонистами», возникла идея о создании самостоятельного македонского языка, т. е. еще в период, предшествующий Великому Восточному кризису, было подмечено пробуждение национального самосознания у части населения Македонии.

После решений Берлинского конгресса, когда Болгария и Македония оказались в различных политических и экономических условиях, у населения Македонии появилась новая национальная перспектива, причем явно вне рамок общеболгарского развития. В условиях углубления отличий двух вышеуказанных областей среди македонской интеллигенции усилился рост этнического самосознания, появилось понимание известной обособленности политических и культурных интересов Македонии. Стали усиливаться идеи «македонизма», что нашло свое отражение в спорах по поводу соотношения болгарского литературного языка и македонских говоров. Этому способствовала и позиция правящих кругов Болгарии, смотревших на Македонию лишь как на объект своих интересов и решительно опровергавших малейшее упоминание ее языково-культурной специфики.

На развитие этнических процессов в Македонии большое влияние оказало соперничество соседних стран, вступивших в открытую борьбу за население края. После 1878 г. свои права на Македонию, помимо Греции и Болгарии, предъявила Сербия. Для обоснования своих притязаний Афины, София и Белград использовали самые разные аргументы: конфессиональные, этнические, так называемое «историческое право» и т. д. Главными проводниками влияния балканских монархий в Македонии были церкви и подчиненные им школы. В каждом селе, насчитывавшем не менее 30 семей, религиозная община имела право открыть свою школу. В более крупных селениях имелось несколько конфессиональных училищ. Школа в этих условиях, по отзывам консулов, стала «национальным знаменем»: посылая своих детей в то или иное училище, родители тем самым выражали свое политическое тяготение к известной национальности. Большинство школ в Македонии не только не взимало платы за обучение детей, но весьма часто выплачивало пособия родителям. Понятно, что влияние Болгарии, Греции и Сербии было сильнее всего в тех районах Македонии, которые прилегали к их границам. Жители окраин Македонии, писал А. Петряев «окрещивают себя своеобразными этнографическими названиями «грекоманов», «болгароманов», «сербоманов» в зависимости от принадлежности к той или иной националистической пропаганде» [6].

Турецкие власти умело использовали в своих интересах борьбу национально-церковных пропаганд. Придерживаясь принципа «разделяй и властвуй», они с целью ослабления позиций своих главных противников в крае – греков и болгар – стали поддерживать в Македонии сербское влияние, считая его для себя менее опасным. Османская администрация начала содействовать организации сербских школ и назначению кандидатов Белграда на вакантные епископские кафедры. В результате северо-восток края стал главным полем столкновения болгарской и сербской пропаганд. Следует отметить, что «сербоманы» числились патриархистами, так как не имели отдельного церковного управления и подчинялись греческим митрополитам. Большинству селян, как отмечали российские консулы, было совершенно безразлично, служит ли у них в церкви сербский или болгарский священник, для них важно было лишь то, что богослужение совершалось на понятном им славянском языке [7]. Консулы, констатируя, что славянское население Македонии, особенно в сельской местности, сознания своей национальности не имеет, считали, что именно это обстоятельство благоприятствует деятельности пропаганд соседних государств.

Соперничество Болгарии, Греции и Сербии, мечтавших о полном или частичном поглощении Македонии, повлияло на выработку македонской национальной идеологии, основное содержание которой сводилось к акцентировке этнической самобытности македонцев, к отстаиванию их прав на собственную территорию. Наиболее ярко эта защитная доминанта отразилась в программе тайной революционной организации, созданной учащейся молодежью в 1893 г. в Салониках. Нацеленная на достижение политической и административной автономии в рамках Османской империи, организация выдвинула лозунг «Македония для македонцев». В этом лозунге руководство организации видело путь сплочения всего населения края в общей освободительной борьбе во имя социальной справедливости. Чтобы подчеркнуть свою самостоятельность и непричастность к македонским комитетам, существовавшим в Софии, Афинах и Белграде, она стала называться Внутренней Македоно-Одринской революционной организацией (ВМОРО). К началу XX в. край покрылся сетью местных подпольных комитетов, руководивших мобильными вооруженными отрядами (четами) и собиравших средства для их содержания среди крестьянства.

Осенью 1902 г. на северо-востоке Македонии вспыхнуло восстание, получившее название Горноджумайского, с которого, собственно, и началась смута на Балканах. Это восстание было инспирировано правящими кругами Болгарии с расчетом добиться при помощи Европы автономии Македонии и последующего ее присоединения к Болгарскому княжеству. Заволновались соседние страны, опасаясь, что в случае уклонения от участия в начавшихся событиях, они потеряют свою долю ожидаемой добычи. Неудачная повстанческая акция 1902 г., приведшая к большим потерям среди местного населения, заставила Россию и Австро-Венгрию активизировать свою политику на Балканах: две державы потребовали от Порты проведения реформ в македонских вилайетах. Известие о начале административных реформ вызвало противодействие местных албанцев, служивших опорой султанской власти в европейских вилайетах. Опасение утратить свои привилегии привело к волнениям среди албанцев-мусульман, принявших характер избиения местных славян. Жертвами начавшихся беспорядков пали два русских консула – Г. Щербина в Митровице и А. Рост¬ковский в Монастыре.

Гибель Ростковского совпала с началом самого масштабного восстания в Македонии против османского владычества. 2 августа 1903 г. началось Илинденское восстание, поднятое местными силами во главе с ВМОРО и ставшее кульминационным моментом национально-освободительного движения Македонии. Самым значительным его событием стало провозглашение повстанцами в г. Крушево республики. Жестокое подавление Илинденского восстания до крайности осложнило положение в крае. Осенью 1903 г. более двухсот сел было сожжено, количество убитых исчислялось несколькими тысячами, десятки тысяч македонцев превратились в беженцев и эмигрантов. Российские консулы сообщали о невыносимых условиях жизни македонских крестьян, испытывавших притеснение как со стороны революционных чет, так и со стороны правительственных войск, а также со стороны албанских банд, совершавших грабежи и разбои [8].

Осенью 1903 г. Россия и Австро-Венгрия, взявшиеся за умиротворение Македонии, выработали первую программу реформ, которая предусматривала организацию международной жандармерии и систему ограниченного административно-финансового контроля Европы над тремя македонскими вилайетами. Акция великих держав по реформированию трех македонских вилайетов, осуществлявшаяся с 1904 по 1908 гг., обеспечила уменьшение турецкого произвола. Во всяком случае прекратилось систематическое преследование турками местных христиан, положение которых в отношении имущественной и личной безопасности, о также религиозной свободы значительно улучшилось. Однако Македония столкнулась с новым испытанием: с ослаблением турецкого гнета прорвалась наружу «давнишняя взаимная ненависть разноплеменных христианских народностей, в результате чего несчастная страна стала ареной братоубийственных кровавых распрей» [9]. Такими словами описал положение в крае весной 1905 г. министр иностранных дел России граф Ламздорф.

Усиление прежней этноконфессиональной напряженности, переросшей с 1904 г. в настоящую междоусобную войну христианских народов, было вызвано целым рядом причин. Действовала сила инерции прежних противоречий в православном мире и необычайно возросли факторы этнополитического характера. В первую очередь это было связано с политикой соседних стран в Македонии, когда в борьбе за эллинизацию, болгаризацию и сербизацию местного славянского населения стали применяться меры жесточайшего насилия и заявил о себе ярко выраженный этнический фанатизм. Обострению ситуации в Македонии способствовала неумелая, а порой весьма двусмысленная, политика великих держав в регионе. Так, эскалации напряженности в Македонии способствовало крайне неудачное как по форме, так и по сути предложение России и Австро-Венгрии провести административно-территориальную реформу с учетом расселения национальностей. Дословно речь шла о «территориальном разграничении административных единиц в видах более правильной группировки народностей». Это предложение Петербурга и Вены преследовало внешне благую цель – ввести церковно-школьные споры в относительно приемлемые рамки, проведя разграничения населения по этноконфессиональному признаку. Авторы данного предложения не учли, однако, того, что тенденция к размежеванию всегда приводит к ожесточенным конфликтам, перерастающим в военные столкновения, поощряет жестокое соперничество между этническими группами.

Известие о предстоящей переписи населения, имевшей целью установить «истинное соотношение религий и народностей», вызвало большое волнение среди населения Македонии. Отдельному человеку, включенному в социальные переплетения религий, языка и культуры, было очень трудно принять решение о выборе той или другой национальности. К консулам стали обращаться с вопросами относительно критериев определения национальности. При этом, как отмечал В. Каль, каждая из противоборствующих сторон отстаивала свой определитель национальности. Так греки, считая каждого патриархиста эллином, хотели, чтобы при опросе отмечалась только религия. Сербы и влахи, подчиненные патриархии, добивались внесения в опросный лист лишь определения национальности, без упоминания религии. Болгары были больше всего заинтересованы в определении языка. Они хотели, чтобы при переписи опрашивались не мужчины, говорившие часто на многих наречиях, а женщины, знавшие в большинстве случаев лишь свой родной язык. Болгары, писал Каль, были уверены, что «таким путем десятки патриархистстких сел будут признаны болгарскими, так как женщины в них действительно говорят на македонском наречии, которое они считают болгарским» [10]. Турецкое правительство, назначившее проведение переписи на осень 1905 г., поставило в опросный лист обозначение как религии, так и национальности.

В столицах балканских государств в начале проведения реформ возникло стойкое убеждение в скором и неизбежном разделе Македонии по этническим границам, в связи с чем каждая заинтересованная сторона постаралась закрепить за собой по возможности более обширные территории. Изменились и методы пропаганды, сводившиеся ранее к организации церквей и школ, а также материальному воздействию на христианское население Македонии. Теперь в соседних странах и в самой Македонии развернулось формирование вооруженных отрядов, предназначаемых для борьбы за расширение сфер национальных пропаганд. Отряды, засылаемые извне, обычно возглавлялись кадровыми офицерами, а четы, формируемые на месте, нередко возглавлялись священниками и учителями. Роль организаторов вооруженной борьбы в Македонии выполняли официальные представители балканских стран: консулы, торговые агенты. В борьбу активно вмешалась и ВМОРО, но теперь свою деятельность она направила всецело против пропаганды соседних государств. Таким образом, Македония была охвачена стихией сепаратизма, принимавшего то форму национально-религиозного иррендентизма, то национально-освободитель¬ной борьбы.

Российские консулы уже с начала 1904 г. стали сообщать о деятельности «разноплеменных шаек» и остатков «повстанческих банд», подчеркивая, что все они вернули свою борьбу с турецкими властями и путем угроз и насилия начали увеличивать численность отдельных групп населения по этноконфессиональным признакам. Готовясь к будущему разграничению Македонии, болгарские четы принуждали славян-патриархистов переходить под юрисдикцию экзархии, а греческие отряды, в свою очередь, обрушивались на экзархистские села, требуя их возвращения в лоно патриархии. Самая ожесточенная борьба между болгарскими и греческими отрядами происходила в срединной части Македонии, где в период с 1904 по 1908 гг. совершали жестокие насилия и массовые убийства. В борьбе за сферы влияния приняли участие и сербы, их столкновения с болгарами происходили в Косовском вилайете на юг от Ускюба и в северной части Монастырского вилайета.

Позднее других в борьбу вступила румынская пропаганда, действовавшая через влахов. Она добивалась признания за ними прав отдельной народности и независимости от Вселенской церкви. Румынское правительство, не желая отставать от других балканских стран в поддержке своего национального элемента, тратило на поддержку церковно-школьной пропаганды значительные средства. Оно рассчитывало иметь в виде влашских общин «предмет обмена» к моменту раздела Македонии, чтобы потребовать территориальной компенсации с того государства, которыми эти общины будут «уступлены».

Своего апогея смута достигла в период проведения переписи населения, когда число убитых и раненых исчислялось многими сотнями, а население под угрозой террора было вынуждено объявлять себя то греками, то болгарами, то сербами, то влахами в зависимости от господства в районе той или иной банды. Российские консулы, с самого начала считая перепись населения не только бесполезной, но и вредной, настояли на ее скорейшем приостановлении. В. Каль писал: «Многие здесь своей национальности не знают, другие ее не назовут, а третьи намеренно скроют под влиянием угроз и насилий». В качестве примера консул привел жителей села в Прилепской казе, наотрез отказавшихся назвать свою национальность и просивших записать их турками, зная, что назови они себя сербами или болгарами, они рискуют быть перерезанными той или другой бандой. Население другого села назвалось греками, а на следующий день послало генерал-губернатору телеграмму с просьбой считать их заявление ложным и вынужденным под угрозой греческого митрополита отлучить их от церкви, если они объявят себя влахами . Вообще, как писал консул в Ускюбе А. Орлов, никто не может поручиться в том, что «не станут ли через неделю в данном селе болгары сербами, влахи греками или греки болгарами» [11].

Россия совместно с Австро-Венгрией тщетно пыталась погасить кровавую междоусобицу христианских народов. С этой целью было введено сохранение церковно-школьного статуса 1903 г., в силу которого переход из патриархистов в экзархисты и обратно был приостановлен, часть спорных церквей была закрыта, а в других было введено поочередное служение. Но и эта мера, как показали дальнейшие события, оказалась несостоятельной. Жестокая конфронтация в православном мире продолжалась и вопросы о правах владений спорными церквами и школами, а также о языках богослужения и преподавания продолжали оставаться самыми острыми в жизни тогдашней Македонии. Их не могли решить ни европейские представители в период проведения реформ, ни специальная смешанная комиссия, созданная в 1908 г. младотурецким комитетом, ни правительство, ни парламент Османской империи.

Осенью 1906 г. В. Каль совершил длительную поездку по северу Монастырского вилайета, итогом которой стало подробнейшее донесение с тщательным подсчетом населения наиболее крупных городов. Он писал, что кроме г. Крушева, большого влашского центра, все христианское население севера вилайета исключительно славянское, причем жители экзархистских сел называют себя болгарами, а патриархистских – сербами. Во время этой поездки консул приложил все усилия, чтобы выяснить вопрос, интересовавший его с первого дня приезда в Македонию – «насколько это славянское население действительно «болгарское» или «сербское», есть ли у этого населения сознание своей национальности, существует ли связь у него с Болгарией и Сербией и на какой язык походит более их наречие?» [12].

В своем докладе консул четко разделил городское население от сельского. Он отмечал, что во всех больших центрах вилайета есть много нотаблей, которые являются убежденными болгарами и горячими болгарскими патриотами. В большинстве своем они сами воспитывались в Болгарии, и обучают там своих детей. В этих людях, считал В. Каль, главная сила Болгарии в Македонии. Сельское же население, по утверждению консула, никакого национального сознания не имеет, ему совершенно безразлично называть себя болгарами или сербами. Консул описывал семьи, в которых один сын выдает себя за болгарина, а другой – за серба. «Болгарами, – писал консул, – селяне обычно называют себя из страха перед бандами, а сербами – из-за материальных выгод, так как сербская пропаганда платит им за это деньги, а также из соображений безопасности, так как турецкие власти относятся к сербам гораздо снисходительнее, чем к болгарам». Успехи сербской пропаганды (переход ряда сел в патриархию и объявление себя сербскими селами, открытие сербских школ в городах) встревожили болгар, осознавших, что не греческая, а эта родственная славянская пропаганда для них гораздо опаснее. Активизация болгарских чет в районах с сербским влиянием заставила сербскую сторону изменить методы своей политики. Каль писал в 1907 г., что сербская пропаганда, убедившись в том, что страх за жизнь играет большую роль, чем притягательная сила денег, перешла в наступление и также завела свои вооруженные отряды. Они не истязали, как греческие четы, безоружных селян, женщин и детей, но обычно уводили из села несколько нотаблей, которых отпускали на свободу, только если село к известному сроку объявляло себя сербским, в противном же случае – убивали [13].

Российские консулы неоднократно сообщали в Петербург о просьбе крестьян-македонцев записать их «русскими». Они отмечали, что это бывало в тех случаях, когда селу угрожали банды разных национальностей. «Как бы селяне не назывались, – писал В. Каль, – они одинаково рисковали быть перерезанными. Не имея сознания своей национальности, которую они часто меняют под давлением той или другой пропаганды, селяне предполагают, что сделаться русскими так же легко, как греками, болгарами или сербами» [14].

Натиск греческого, болгарского, сербского национализма на славянское население Македонии породил в последнем силу противостояния, которая помогла утвердиться сознанию собственной самобытности, укрепила народное начало. Осенью 1907 г. А. Петряев сообщал: «Население устало от национальной борьбы. Некоторые селяне в Касторийской казе, отказываясь от всяких других этнографических самоопределений, упорно называют себя македонцами, и среди них начинает зарождаться особое македонское национальное самосознание» [15]. Позднее А. Петряев сообщил о просьбе семи сел в Дибрской казе с населением в четыре тысячи душ признать их «македонскими славянами» и ввести у них до устройства собственных македонских школ преподавание на русском языке при помощи учителей из России. «Эта сама по себе в высшей степени наивная просьба, – писал Петряев, – характерна как крик наболевшей души местного населения, которое желает жить по-своему и говорить на своем родном наречии, а не по программам болгарских или сербских комитетов» [16].

В. Каль, подводя в конце 1907 г. итоги деятельности греческой и сербской пропаганды в Монастырском вилайете, отметил их незначительные результаты. Он считал, что именно террор, развязанный греческими и сербскими четами, оттолкнул от сербов симпатии местного населения, а в отношении греков вызвал сильную неприязнь. «Пока мирная церковная пропаганда старалась внушить славянам-патриархистам, что они греки, те, пожалуй, и верили этому, но когда они впервые увидели греческих и критских четников, говорящих на непонятном им языке и ничего общего с ними не имеющих, население не могло не видеть своего заблуждения. Селяне поняли, что приходящие к ним из Греции «соплеменники» гораздо для них хуже, чем соседи, с которыми они раньше враждовали» [17].

Весьма знаменательным, с точки зрения консула, было нападение на патриархистские села Раково и Негован жителей окрестных экзархистских деревень осенью 1907 г. В. Каль особо отметил, что роль организаторов нападения на эти села, служившие пристанищем греческих банд, принадлежала македонцам, вернувшимся из эмиграции. Эти акты мести, по его мнению, свидетельствовали о нежелании македонцев, прибывших из Америки, выносить нестерпимые условия македонской действительности. «Ранее, будучи беден и запуган, селянин поневоле подчинялся той или иной пропаганде, менял свою религию и даже поступал в революционные банды. Ныне же, вернувшись со средствами и убедившись в бездействии турецких властей, эмигранты сами взялись за оружие, чтобы дать отпор всем чуждым пропагандам с их насилиями и убийствами. Они направились в центры греческих банд, чтобы уничтожить эти очаги терроризма». Консул писал, что эмигранты, представлявшие собой «сплоченную товарищескую массу с резко выраженной национальной идеей», положили начало «народной самообороне», «движению чисто македонскому, а не болгарскому, как полагают турки» [18].

По мнению В. Каля, эмиграция в Америку, принявшая после подавления Илинденского восстания массовый характер, превратилась в одно из важнейших явлений в жизни Македонии, которое будет иметь серьезные экономические и политические последствия. «Ни один македонец, – писал В. Каль, – не покидает родину навсегда, он стремится накопить побольше денег и вернуться к семье, которая ждет его возвращения, а пока, – на присылаемые им деньги – платит турецкие налоги и, если дела идут успешно, покупает у местных беев их фермы». Подводя итоги временной эмиграции македонцев в Америку, консул высказал убеждение в неизбежности перехода турецких земель к македонцам-селянам, в результате чего без излишнего пролития крови может осуществиться давно уже зародившаяся доктрина «Македония для македонцев» [19].

Исследование процесса пробуждения национального самосознания в македонских землях побудило российских консулов провести некоторый этнолингвистический анализ местных говоров и диалектов. В. Каль, обобщая свои многолетние наблюдения, полагал, что македонское наречие походит и на болгарский и на сербский язык в зависимости от влияния школы. В тех местах, где болгарская школа годами распространяла и пропагандировала болгарский язык, македонский язык схож с ним, так же, как он схож с сербским в тех округах, где открывали сербские училища, вытесняя болгарскую пропаганду. С греческим языком, считал В. Каль, язык македонцев-славян ничего общего не имеет, но в южных округах, под влиянием греческой школы и церкви, в него вошла масса греческих слов, как вошли турецкие и албанские слова в язык македонцев, живущих бок о бок с турками и албанцами. Вывод консула таков: «Местный язык до того типичен, характерен и своеобразен, именно вследствие различных влияний, коим он подвергся и примесью инородных слов, вошедших в его состав, что заслуживает между славянскими языками отдельного самостоятельного наименования «македонское наречие» [20].

Аналогичный вывод содержался в записке А. Орлова по вопросу об определении македонских народностей. «Македонское славянское наречие имеет несколько близких к болгарскому и сербскому языку диалектов, но говорить на нем не могут ни сербы из Сербии, ни болгары из Болгарии. В зависимости от соседства с населением, говорящим по-сербски или по-болгарски, македонское население приспосабливает свой язык к языку соседей и делает его понятным им» [21]. А. Петряев в своей «Записке по вопросу о национальностях Македонии» писал, что наречия, на которых говорят в Македонии, включают в себя много славяно-греческих элементов и вполне не соответствуют ни греческому, ни болгарскому, ни сербскому, ни румынскому языкам. «Уроженцы этих государственных, попадающих в Македонию, понимают с трудом, а иногда совсем не понимают своих македонских сородичей» [22].

В то время, когда российские консулы, лучше знавшие македонскую действительность, отмечали в своих донесениях зримые черты становления македонской нации, руководство министерства иностранных дел царской России продолжало оставаться в плену прежних представлений о национальном составе края. По мнению высокопоставленных царских дипломатов, славяне, представлявшие большинство населения Македонии, состояли преимущественно из болгар и сербов. Так, Н. Гартвиг, посланник в Сербии, писал: «Македонцев на свете нет: имеются налицо сербы, болгары, турки, греки, албанцы, кутцо-влахи» [23]. К сожалению, приходится констатировать, что донесения, содержавшие принципиально новые сведения, не были глубоко осмыслены в МИД России. Там по-прежнему царили застой и бюрократическая рутина, гасившая все новые импульсы. Чиновники при составлении докладов министру и царю последовательно игнорировали новое этническое определение «македонцы», встречавшееся в консульских донесениях, отдавая предпочтение традиционным конфессиональным или устоявшимся этническим категориям.

Смуту в Македонии приглушил государственный переворот 1908 г., известный под названием младотурецкая революция. Объявление о восстановлении конституционного режима, созыве парламента и выдвижение младотурками лозунга «свободы, равенства и братства» всех народов Османской империи приостановило междоусобицу в Македонии. В ожидании перемен все враждовавшие стороны прекратили борьбу и четы спустились с гор. В. Каль описал торжественную встречу в Монастыре большой четы, состоявшей из 170 человек, которая вступила в город под громадным черным знаменем с изображением черепа и костей и прикрепленной фотографией одного из погибших руководителей ВМОРО Д. Груева. Руководитель отряда М. Матов на вопрос консула о национальном составе четы ответил: «Все мы македонцы» [24].

Младотурки, пришедшие к власти с помощью нетурецких народов и выдвигавшие в начале лозунги о национальном равноправии, вскоре перешли к политике ограничения и подавления национального движения в империи. Политика централизации и оттоманизации, проводимая ими вызвала новый подъем национально-освободительного движения, приобретшего особую силу в Албании и Македонии. Албанский фактор с этого времени стал играть очень важную роль в жизни Македонии.

Первоначально очаги албанского национального движения возникли на юге Македонии, заселенном албанцами-христианами, называвшими себя «грекоманами». По сообщениям консулов они еще с 1907 г. повели борьбу с политикой эллинизации, проводившейся патриархией, и начали открыто называть себя албанцами. С 1910 г. албанское национально-освободительное движение, нацеленное на завоевание административно-территориальной автономии в рамках Османской империи, приобрело характер вооруженного восстания. Албанские националисты заговорили в это время о создании «Великой Албании», которая должна была включить в себя большую часть македонских территорий. «Они, – писал А. Петряев, – стараются распространить мысль, что населяющие Македонию народности, известные под именем болгар, греков, влахов и сербов – не что иное, как распропагандированные албанцы» [25].

Российские консулы в своих донесениях отмечали необычайную энергию албанской национальной пропаганды. Албанские комитеты, взяв на вооружение опыт соседних стран, начали создавать политические банды, распространявшие путем насилия албанскую национальную идею среди македонского населения. А. Петряев сообщал в начале 1912 г.: «Они делают то, что в свое время делали болгарские и греческие четы, т. е. угрозами или обещаниями привлекают на сторону албанцев македонские села. Наряду с существующими македонскими терминами «грекоманов», «болгароманов», «сербоманов» появляется новое этническое название «албаноманов» [26]. Консул отмечал, что натиску албанского национализма прежде других повергалась юго-западная часть Монастырского вилайета. Дальнейшее развитие паналбанского движения, по его мнению, крайне осложнит разрешение македонского вопроса, т. к. новый воинствующий элемент поставит на своем знамени девиз: «Македония для албанцев» [27].

Обобщая свои представления об этническом составе населения Македонии, А. Петряев, один из наиболее компетентных и авторитетных представителей России на Балканах, писал: «За исключением турок, евреев, цыган, все остальное население представляет совершенно особый смешанный «македонский» тип, который невозможно подвести ни под одну из известных этнографических групп. Все даваемые ему названия – болгар, греков, сербов, албанцев, румын (кутцо-влахов) являются лишь политическими этикетками, навязываемыми ему соседними с Македонией балканскими государствами, так или иначе заинтересованными в ее судьбах» [28].

В начале XX в. перед македонцами, как и перед другими народами Центральной и Юго-Восточной Европы, стояла важная историческая задача – осуществить свое стремление к национальному самоопределению, стать субъектом политики. Решать эту задачу македонцам, не имеющим ни собственной элиты, ни государственной традиции, ни развитого языка, ни высокоразвитой культуры было очень трудно. Положение осложнялось тем, что в течение длительного времени Македония была полем ожесточенного соперничества малых и великих государств, подвергалась натиску греческого, болгарского, сербского и албанского национализма. События начала XX в. свидетельствуют, что процесс этнонациональной балканизации набрал большую силу.

Донесения российских консулов позволяют наглядно представить условия формирования сознания этнического единства у славян Македонии, определявшегося и одновременно осложнявшегося совпадением с самосознанием локально-географическим и конфессиональным. Они показывают, как под влиянием церковно-школьных пропаганд соседних государств индифферентное отношение сельского населения к проблемам национальности сменилось амбивалентной, невыраженной, а иногда даже «сдвоенной» идентичностью, что весьма характерно для этнически смешанной среды, где в относительно спокойной обстановке самосознание людей не актуализировано, «размыто». Российскими консулами было отмечено, что наступление воинствующего национализма соседних государств в период смуты, сопровождавшееся террором и разметкой сфер влияния, вызвало усиление этнического самосознания македонцев, их стремление отстоять свою самобытность и целостность населяемой ими территории. Катализатором процессов этнического характера в крае стала и политика великих держав, включая их реформенную акцию 1904–1908 гг., а также быстрый процесс разложения османской государственности. Взаимообусловленность процессов распада империи и образования нации хорошо известна.

Для формирования македонской нации, как любого этноса, была характерна многоступенчатость этнического самосознания и соответственно многоступенчатость этнического самоназвания. В период «македонской смуты» российские консулы зафиксировали появление отчетливого этнического самосознания у славянского населения Македонии, важнейшим проявлением которого явилось распространение общего самоназвания «македонцы». Появление же устойчивого этнонима, как известно, является свидетельством завершения процесса этногенеза.

  1. Альтерматт У. Этнонационализм в Европе. М., 2000. С. 93.
  2. См.: Очаги тревоги в Восточной Европе (Драма национальных противоречий). М., 1994; Македония: проблемы истории и культуры. М., 1999.
  3. Архив внешней политики Российской империи (далее – АВПРИ) Ф. Политархив. 1909. Д. 5268. Л. 1.
  4. АВПРИ. Ф. Политархив. 1910. Д. 2695. Л. 20.
  5. Македония. Путь к самостоятельности. Документы. М., 1997. С. 13.
  6. АВПРИ. Ф. Политархив. 1909. Д. 5268. Л. 3.
  7. Там же. 1907. Д. 568. Л. 59.
  8. АВПРИ. Ф. Политархив. 1907. Д. 568. Л. 152.
  9. АВПРИ. Ф. Политархив 1904/1905. Д. 3386. Л. 57.
  10. АВПРИ. Ф. Политархив. 1905. Д. 566. Л. 124.
  11. Там же. Ф. Политархив. 1910. Д. 2694. Л. 140.
  12. АВПРИ. Ф. Политархив. 1906. Д. 567. Л. 112.
  13. Там же. 1907. Д. 568. Л. 48.
  14. АВПРИ. Ф. Политархив. 1910. Д. 571. Л. 12
  15. Там же. 1907. Д. 2690. Л. 19.
  16. Там же. 1911. Д. 572. Л. 239.
  17. Там же. 1907. Д. 568. ЛЛ. 125-126.
  18. АВПРИ. ЛЛ. 85-88.
  19. Там же. ЛЛ. 153.
  20. АВПРИ. Ф. Политархив. 1906. Д. 567. ЛЛ. 114-115.
  21. Там же. 1909. Д. 2694. ЛЛ. 138.
  22. Там же. 1909. Д. 5268. ЛЛ. 2-3.
  23. Там же. 1910. Д. 2695. Л. 75.
  24. АВПРИ. Ф. Политархив. 1908. Д. 569. Л. 83.
  25. Там же. 1912-1914. Д. 573. Л. 229.
  26. Там же. Л. 275.
  27. АВПРИ. Ф. Политархив. Л. 230.
  28. Там же. 1909. Д. 5268. Л. 1.

Надворешна врска